Улица имени Ахмата Кадырова появилась в Москве через 3 месяца после его смерти.
«Хотите кровавое месиво в Бутово?»
«Ах вы, козлы черные!» — донеслось вдруг с конечной остановки маршруток. Она располагается как раз там, где улица Кадырова образует угол с улицей адмирала Лазарева. Затем последовали звуки ударов, звон битого стекла, раздались крики на непонятном языке. Приблизившись к месту событий, я увидел, что возмутителями спокойствия оказались четверо велобайкеров, лет двадцати от роду. В руках они держали обломанные черенки от лопат. У одного из парней была поранена рука. Чуть поодаль стояла «Газель» с разбитыми стеклами, а рядом с ней — плотный мужчина кавказской наружности, весьма эмоционально общающийся с кем-то по мобильному телефону.
— Это он, козел жирный, в меня камнем запустил, — указывая на кавказца и постукивая черенком по толстому колесу своего велосипеда, объяснил мне парень, представившийся Сергеем Новиковым. — Смотри, «крышу» вызывает. Хотите снять классный репортаж? Кровавое месиво в Бутово.
— У нас тут все маршруты «азеры» захватили, — сделав хитрый пируэт на заднем колесе, подхватил тему Алексей Кириллов. — Один только 293-й маршрут русским остался. Но он на другую конечную приходит. А у нас здесь еще пару месяцев назад 165-й тоже русские водили, но их выперли. Мы здесь все время тусуемся и все знаем.
По словам велосипедистов, «Газель», которую они только что лишили всех стекол, стоит здесь уже месяц:
— Она не на ходу, «азеры» в ней спят иногда. Мы подошли типа просто посидеть. А они нас отгонять стали. Мы обиделись. А дальше… Дальше ты видел.
— Улица Велосипедная, вот как, — ответил Алексей Кириллов на мой вопрос, как бы он назвал эту улицу, будь на то его воля. — И красиво, и по делу. Мы уже года три управу просим сделать нам площадку для тренировок — не реагируют. А под Кадырова — пожалуйста. Пусть ставят свою мемориальную доску. Мы все равно ее выворотим, вот увидишь.
— Не наш Кадыров герой, не наш, — подключились к разговору люди с автобусной остановки. Мария Яковлевна Саратова с Южнобутовской улицы говорила об этом без всякой ненависти. — Да, там, в Чечне, он герой. Там бы и делали ему улицу. А здесь зачем? Он же не Муслим Магомаев.
— Я сам работаю в управе. — Сосед Марии Яковлевны по лавочке свое имя назвать отказался, объяснив это тем, что рабочим местом пока еще дорожит. — Знаю, что за последний месяц Лужкову трижды присылали разные варианты названия этой улицы, и все три он завернул. Для чего? Чтобы теперь заселить ее чеченцами?
— Я не против чеченцев и не против Кадырова, но почему их нужно ставить в привилегированное положение к остальным, — высказался Виталий Морозов, сантехник с улицы Лазарева. — Закон один для всех — чеченцев, нечеченцев, живых и мертвых. Раз закон говорит: «можно называть улицу через десять лет», значит через десять лет. У меня сын в Чечне служил, я по его рассказам понял, что привилегии их очень развращают. Ты им руку подал — они уже считают, что ты сдался. А тут фактически всему чеченскому народу показали, что русские все стерпят. Небось, если бы в Грозном назвали улицу именем генерала Ермолова, сейчас бы уже еще одна война началась. А с нами — все можно.
Неожиданно возле остановки резко затормозила зеленая «девятка». Затем — серая «восьмерка». Это приехала обещанная «крыша». Всего пять человек. Кавказской национальности. Из первой машины выскочили двое и побежали за велобайкерами, вторая — с визгом рванула с места прямо на только что засеянный рабочими газон. Спасаясь от расправы, велосипедисты что было силы нажали на педали и вскоре скрылись в близлежащем лесу.
«Крыша» оказалась ингушской. По крайней мере, люди, которые сидели в автомобилях, назвали себя ингушами.
— Кто эти были, не знаете? — грозно поинтересовались они, не выходя из машины.
— Не знаем, — почему-то соврал я.
Чтобы как-то утешить ингушей, я сообщил им новость про улицу Кадырова. Пригласил на открытие мемориальной доски.
— Это хорошо. Это очень хорошо, — сказали ингуши. — Обязательно придем.
Впрочем, думали они сейчас явно не об этом.
— Ничего, Салман, мы их все равно поймаем! — резюмировал один из «крышующих». — Тогда им все понравится. И улица Кадырова понравится, и все остальное. Поехали!
Президент Путин очень грамотно сходил в народ
Февраль 2001 года. Город Омск и его окрестности.
Традиция хождения российской власти в российский народ столь же неистребима, как и вечная надежда маленького человечка «достучаться до царя». Это своеобразная правовая система, где вместо прав человека главенствует последнее из прав, на которое может претендовать человек, — право на милость. Но с приходом рыночной системы, в которой власть снимает с себя большинство отеческих обязанностей, и в этом праве человеку отказано. Миф о добром царе и славном народе остался уделом политтехнологов, которые еще пытаются слепить из него хоть какой-то политический спектакль. Ровно неделю назад такое шоу страна наблюдала в Омске, где президент братался с народом. «Мне это просто нравится, — сказал под занавес Владимир Владимирович Путин. — Люди относятся ко мне очень тепло, и я отвечаю им тем же». Спустя неделю, когда цирк сгорел, а клоуны разбежались, я решил наведаться в Омскую область и посмотреть на брошенные декорации.
Напомним краткое содержание пьесы «Путин в народе»: вокзал — поселок Лузино — кульминационный момент: президент отобедал у простого крестьянина Виктора Трофимовича Попова — посещение Омского музея изобразительных искусств — просмотр от начала до конца спектакля в местном художественном театре — аэропорт.
Были повороты сюжета как бы незапланированные: по дороге на Лузино, проезжая мост через Иртыш, президент остановил кортеж, вышел из машины, прошел полмоста пешком и зашел в часовенку памяти жертв сталинских репрессий. Там он поговорил со случайно оказавшимися в часовне прихожанами и поставил свечку.
Спустя неделю примерно в то же самое время суток я попытался оказаться случайным прихожанином этой самой часовни. Не получилось. Дверь была закрыта, на ней не было даже ручки. Я было подумал, что кто-то отвинтил ее как дражайшую реликвию, пока не простыли отпечатки пальцев президента, но завсегдатаи скверика уверили меня, что ручки на двери нету давно, а саму часовню открывают только по торжественным случаям.
В самом городе декорации за неделю почти не поменялись: центральные улицы все такие же чистые (снегопада с тех пор еще не было), огромные дорожные щиты с изображением президента на фоне омских городских пейзажей («Омичи — россияне», на всякий случай написано на одном из них) убирать пока не решаются. Проблемы только с реакцией публики. Пресса откликнулась на визит весьма неоднозначно. Цитирую заголовки: «Спектакль для президента», «Вот Путин пролетел и ага!», «Путин в Омске хлопнул самогонки», «И меня два красивых охранника повезли из Сибири в Сибирь»… Репортажи все как один кончались примерно так, — «Зачем президент приехал, мы, омичи, так и не поняли». Далее СМИ разделились во мнениях: одни пришли к выводу, что Путин добрый, поэтому он просто приехал пообщаться с омским народом — лучшим народом в России. Другие издания были настроены менее благодушно. Одна из газет даже предположила, что истинная цель высочайшего визита — прощупать почву на предмет открытия в Омской области крупнейшего в мире могильника ядерных отходов.
Читаю статью «Вот Путин пролетел и ага!»: «Паркет в актовом зале был так навощен, что в нем, как в озере, отражались синие ряды гимназистов в мундирах со светлыми пуговицами и зажженные среди дня люстры. В зале стоял легкий гул. Он сразу оборвался. Позванивая шпорами, в зал вошел невысокий полковник со светлыми выпуклыми глазами. Он остановился и в упор посмотрел на нас…» Читаю, и чувствую — что-то не то. Оказывается, это Паустовский, детские воспоминания о приезде в гимназию Николая Второго. Читаю дальше: «На следующее утро бабушка спросила меня: «Ты опять поедешь в город?..» — «Еду. Будет репетиция встречи царя». — «Заболей лучше и не ходи, — посоветовала бабушка. — Придумали глупство! Неужели у царя нет другого дела, чем красоваться перед людьми?»